А между тем бутылка коньяка практически растаяла в нашем кофе. Кофе, соответственно, растаял в нас. Ночь тоже потихоньку тает. Да, мы с Т. неплохо ее провели. В коридоре, на полу, на жизнерадостном салатовом одеяле.
Спасибо, что была со мной. Внезапно.
- Слушай, так что мы в итоге знаем о русской литературе второй половины 20 века?
- Нууу... Я помню, что у Бродского был любимый кот. Что Проханов - оооот такой чувак, но Бородин все-таки лучше. Что Леонов написал ужасную хрень и назвал ее "Пирамида". А еще был Саша Соколов с его "Школой для дураков", которая тебе понравилась, но я так и не поняла, чем.
- Кажется, можно идти сдавать.
И обе хохочем. На самом деле, наша доблестная подготовка к экзамену иссякла где-то уже после третьей чашки, и началась, как говорится, "совсем другая история".
- Знаешь, Т., ты самый красивый человек из всех, кто меня сейчас окружает.
- Правда?
- Правда - правда. Я тобой с первого курса любуюсь.
- Звучит, как "Я в тебя с третьего класса влюблен"! Ой!
- Не - не. Не подумай ничего такого! Просто я действительно считаю, что с тебя картины можно писать. Я бы писала, если б умела.
Т. - красавица. По крайней мере, для меня. И еще, кажется, она решила взять меня под свое крыло. В последние месяцы мы сблизились, но дружбой я бы это не назвала. Дружба может быть между равными, а я всегда смотрела на Т. снизу вверх. И продолжаю смотреть. Но я точно говорю ей немного больше, чем всем другим.
- Знаешь, моя милая Т., есть в моей жизни такие люди. Их немного - уж не знаю, к сожалению или к счастью. Но не суть. Главное, что для этих людей у меня есть особенные слова. Только я им, наверное, никогда этих слов не скажу.
- Какой же тогда смысл в этих словах? Ведь слова существуют, чтобы их говорить. Разве нет?
А вот это хороший вопрос...