Еще в детском саду я была ярой защитницей животных. Помню, как-то я даже заставила всю группу рисовать листовки в поддержку бездомных собак. Забавно, правда? Я таскала домой всякую живность от гусениц и жуков до щенков и котят. Подкармливала бродячих животных, делала кормушки для птиц и выпускала на улицу бабочек и воробьев, случайно залетевших в подъезд. Лечила своих игрушечных питомцев и почти не играла с куклами. Все думали, что я стану ветеринаром.
Уже тогда мне отчаянно было нужно о ком-то заботиться, кого-то любить, кому-то дарить себя и свое тепло.
Потом я стала чуть старше. Закончился детский сад, началась школа. Но в сущности ничего не изменилось. Всех новичков, изгоев и аутсайдеров, всех слабых, странных и беззащитных я брала под свое крыло. До ссадин и синяков, до разбитых носов и порванной одежды я дралась со всеми, кто их обижал. Я не пугалась вида крови и дула на чужие разбитые коленки и локти. Все думали, что я стану хорошим врачом.
Говорили, что у меня обостренное чувство справедливости.
С тех пор прошло так много времени. Я стала никем. Выросли все, но не я. И, как водится в этом мире, люди начали пользоваться моей добротой. А я так и не научилась этого замечать. Все-таки стоит признать, что я всего лишь бессильная, бессловесная тряпка, о которую каждый желающий может вытереть ноги, она все равно не будет возражать. Я все время пыталась кого-то спасти, даже тех, кто в моем спасении совсем не нуждался. И только на одно-единственное существо на свете меня никогда не хватало - на меня саму. Я умела спасать, но не спасаться, защищать, но не защищаться.
Я научилась терпеть. Стискивать зубы и молчать. Я думала, это и есть моя сила. Да, я считала себя сильной. Хотя на самом деле я всего лишь жалкая слабачка. Я даже не заметила, когда, в какой момент я все-таки сломалась. Если я кого-то и обманываю в этой жизни, то только себя саму. Я лгу себе самым жестоким образом и сама же верю в свою ложь. Лгу, когда говорю себе, что я освободилась. Лгу, когда убеждаю себя, что в этот раз все будет по-другому. По-другому не будет. Никогда. И вся моя бравада ни к чему.
Когда мы возвращались на поезде из Варны, одна маленькая цыганская девочка всю ночь цеплялась за мою руку, потому что ей было страшно спать. Меня переполняла грусть... Уж не потому ли, что в ней я с удивлением и страхом угадывала себя?
Быть может, привязанность к людям, которая время от времени у меня возникает, - это такая же отчаянная попытка схватиться за чью-то руку?
Быть может, все, чего мне действительно хочется и всегда хотелось, - чтобы кто-то однажды защитил меня?

Зоркий глаз таки заметил, что к зеркалам мне лучше вообще не подходить и уж тем более ни в коем случае в них не смотреться, ибо "здравствуй, лицо! Когда ж ты стало рожей?" И в самом деле... Когда?
Мда... Мой внешний вид плавно движется к отметке "В гроб и то кладут краше". Хуже, чем сейчас, я, кажется, еще никогда не выглядела. От сильнейшего стресса, в котором я пребываю все последнее время, у меня лезут волосы и ломаются ногти. Лицо приобрело какой-то странный серо-зеленый оттенок, а кожа стала напоминать бумагу. Правый глаз частично залит кровью - лопнул сосуд. Надеюсь, скоро пройдет.
Мое тело явно живет в отрыве от моего же сознания и совершенно меня не слушается: спит и бодрствует, когда ему вздумается. Если завтра будет такая же погода, как сегодня, нужно будет выгнать себя на пробежку - это всегда помогало мне приводить мысли в порядок - иначе я рискую совсем отупеть. На весы я больше не становлюсь - по одежде и так все понятно. Мой вес тает, а я уменьшаюсь, и, если раньше меня это радовало, то теперь скорее беспокоит, потому что я чувствую, что теряю контроль над этим процессом. На руках вздулись вены - мечта наркомана, не промахнешься, даже если очень захочешь.
На ежедневный вопрос "Ты ела суп?" все так же убедительно отвечаю "Да", сама же в этот момент думаю о том, когда вообще я в последний раз ела. Не помню. Зато пить мне хочется постоянно. Пить, пить, пить. Глотать воду и воздух.
Самое противное, что наружу вдруг повылазили все мои дурные привычки. Теперь я все время кусаю губы и хрущу пальцами, что опять же не добавляет мне шарма, однако помогает немного успокоиться.
Вообще утешаю себя тем, что почти дожила до весны. По крайней мере по календарю. Завтра последний день февраля (не забыть оплатить Интернет и проездной на метро).
Очень хочется солнца. И попутного ветра.

Я превращаюсь в пустоту.
Я погружаюсь в тишину.
Я становлюсь формой без содержания.
Мой голос - белый шум в эфире Вселенной.
Я не хочу никаких слов.
Пожалуйста, только музыка.
Пожалуйста, только скрипка.
Пожалуйста, одно лишь движение рук.
Пожалуйста, обнимите.

Выворачиваясь наизнанку, я совсем позабыла, что все, что было внутри меня, выплеснется наружу. Разбежится. Разлетится. Уплывет.
Сняв с себя кожу, я не подумала о том, сколь велика опасность подцепить инфекцию.
Мне больше нечего вам сказать...

I
Мы полые люди,
Мы чучела, а не люди
Склоняемся вместе -
Труха в голове,
Бормочем вместе
Тихо и сухо,
Без чувства и сути,
Как ветер в сухой траве
Или крысы в груде
Стекла и жести

Нечто без формы, тени без цвета,
Мышцы без силы, жест без движенья;

Прямо смотревшие души
За краем другого Царства смерти
Видят, что мы не заблудшие
Бурные души - но только
Полые люди,
Чучела, а не люди.

читать дальшеII
Я глаз во сне опасаюсь,
Но в призрачном царстве смерти
Их нет никогда:
Эти глаза -
Солнечный свет на разбитой колонне,
Дрожащие ветви;
А голоса
В поющем ветре
Торжественней и отдаленней,
Чем гаснущая звезда.

Да не приближусь
В призрачном царстве смерти
Да унижусь,
Представ нарочитой личиной
В крысиной одежке, в шкуре вороньей
В поле на двух шестах
На ветру
Воробьям на страх,
Только не ближе -
Только не эта последняя встреча
В сумрачном царстве

III
Мертвая это страна
Кактусовая страна
Гаснущая звезда
Видит как воздевают руки
К каменным изваяньям
Мертвые племена.

Так ли утром, когда
Мы замираем, взыскуя
Нежности
В этом другом царстве смерти
Губы, данные нам
Для поцелуя,
Шепчут молитвы битым камням.

IV
Здесь нет глаз
Глаз нет здесь
В долине меркнущих звезд
В полой долине
В черепе наших утраченных царств
К месту последней встречи
Влачимся вместе
Страшимся речи
На берегу полноводной реки

Незрячи, пока
Не вспыхнут глаза,
Как немеркнущая звезда,
Как тысячелепестковая,
Роза сумрака царства смерти
Надежда лишь
Для пустых людей.

V
_Мы пляшем перед кактусом
Кактусом кактусом
Мы пляшем перед кактусом
В пять часов утра_.

Между идеей
И повседневностью
Между помыслом
И поступком
Падает Тень
_Ибо Твое есть Царство_

Между зачатием
И рождением
Между движением
И ответом
Падает Тень
_Жизнь очень длинна_

Между влечением
И содроганием
Между возможностью
И реальностью
Между сущностью
И проявлением
Падает Тень
_Ибо Твое есть Царство_

Ибо Твое
Жизнь очень
Ибо Твое есть

_Вот как кончится мир
Вот как кончится мир
Вот как кончится мир
Не взрыв но всхлип_

Перевод А. Сергеева

Иногда я превращаюсь в Клариссу. Шатаюсь целыми днями где-то по городу, катаюсь в метро, кормлю какую-нибудь живность в парках и слушаю, слушаю, слушаю. Мне уже не семнадцать лет, но я по-прежнему сумасшедшая. Собственно, биологический возраст не имеет никакого значения. Я никогда не стану по-настоящему взрослой. Такой взрослой, как все эти люди на улицах, в транспорте, в бетонных коробках квартир, которые они почему-то именуют своими домами. Ну, какой же это дом, если вам там холодно и одиноко? Просто четыре стены. Дом - там, где всегда остается частичка твоей души, а не там, где стоит кровать, на которой ты доживаешь до еще одного утра.
Сегодня как раз такой день. Сегодня я немножко Кларисса. Погода оставляет желать лучшего: на улице противно и сыро, и с неба сыплется нечто мокрое - не то дождь, не то снег. Но я обещала погулять в парке с Псом. И я знаю, что он меня ждет. Я все больше окружаю себя животными и все меньше - людьми. Животные мне доверяют, а с людьми ничего не выходит. Чем отчаянней я пытаюсь кого-то любить, тем больнее мне делается, тем больше меня сторонятся. Как же там было? "Чем шире ты раскрываешь объятья, тем легче потом тебя распять"? Да, как-то так. Чем больше ты распахиваешь душу, тем легче кому-то потом в нее плюнуть. Скрещенные руки - это защита. Я помню, но все чаще их опускаю. Наверное, я сдаюсь.
В парке почти никого. Только спешащие мимо. Лед на пруду пожелтел и покрылся пятнами, словно кожа больного, немощного старика. Я люблю это место. Весной сюда прилетают утки. Природа всегда берет свое. Вот и они умудряются выводить птенцов всего в двух шагах от асфальтированной пешеходной дорожки. Скоро-скоро вдоль всего берега в короткой, жухлой траве замелькают пушистые черно-желтые спинки утят. Но пока здесь тихо и пусто. Мы с Псом отчаянно мокнем на лавочке. Он положил свою желтую голову мне на колено, я зарываюсь озябшими пальцами в его теплую шерсть. Мы оба молчим, и нам хорошо вдвоем. "Мы так похожи..."
Мой левый карман набит хлебными крошками и семечками для птиц. Обычно голуби садятся прямо мне на руки, самые смелые из воробьев - даже на плечи. Иные сорванцы выщипывают мех из воротника и волосинки из моей шевелюры. Но сегодня почти все птицы попрятались. Лишь пара нахохлившихся голубей, таких же мокрых и озябших, как и мы сами, устроилась на спинке нашей скамейки. В правом кармане лежат листочки свежей мяты, которые я то и дело жую. Еще один листик приколот к воротнику пальто. С внутренней стороны, чтобы никто не увидел. Запах мяты напоминает мне лето. И с некоторых пор я постоянно ношу его с собой, чтобы не забывать, что холода не будут длиться вечно. Еще один запах, который по-настоящему нужен мне, - это корица. Ее аромат впечатан в кончики моих пальцев, золотистая пыль присыпала линии на моих ладонях, превратила их в тонкие тропинки, начертила карту моей жизни (прочитает ли кто-то ее однажды? Проложит ли здесь свой маршрут? Оставит ли свой след на этих тропинках?). Корицу я просыпала утром. Случайно будто бы, но на самом деле специально. Запах корицы напоминает мне осень. И с некоторых пор я постоянно ношу его с собой, чтобы не забывать, что я рыжая.
На правом запястье у меня теперь живет нарисованная хной ласточка. Мне вчера ее подарила девочка с загадочным именем Инга. Я люблю повторять ее имя. Инга! Инга! Инга!.. Словно в ветвях огромного дерева испуганно кричит потревоженная птица.
А между тем то непонятное, что сыплется с неба, постепенно превращается в огромные белые хлопья. Мы с Псом быстро седеем от снега. Он часто-часто моргает, когда снежинки попадают ему в глаза. Я вспоминаю свою первую весну в Софии. Когда уже расцвели сады, а мы всю неделю ходили в футболках и тут неожиданно первого апреля пошел точно такой же снег. Огромные белые хлопья. Природа, как обычно, пошутила лучше всех. Только сейчас на улице ноль, и снег превращается в слякоть, едва коснувшись земли. Порой мне кажется, что Конец Света гораздо ближе, чем мы думаем. Мир давно катится в тартарары. В феврале вдруг приходит весна. В апреле вернутся морозы. Аномальная жара в конце мая и слишком дождливый август. Осень какая-то смазанная. И Новый год снова без снега.
Еще я думаю о том, что Кларисса права. Люди ни о чем не говорят. Точнее, люди говорят постоянно, но совершенно перестали разговаривать друг с другом. Играют словами, кидаются фразами, как маленькие дети перебрасываются снежками. Громкие клятвы, пустые обещания, звонкие, как пощечины, проклятья. Мы перестаем ценить слова, тщательно взвешивать их, дарить тем, кто этого заслуживает, и говорить тем, кому это нужно. Мы большие любители бутафории и театральных эффектов. Какая-то сплошная постмодернистская игра в бессмысленность...
Как там говорят господа постмодернисты? Мир как текст? Да, что-то в этом роде. Мир состоит из слов. И люди наполнены словами. Бесполезными большей своей частью. Иногда я даже думаю, что у каждого человека есть определенный лимит важных слов. Искренних, ценных, значимых. Это единственное, что по-настоящему принадлежит нам. Слова, привязанные к ниточкам наших душ, как серебряные колокольчики. И когда человек выговаривает их все, его жизнь заканчивается. Некоторые тратят эти слова слишком быстро, выворачиваясь наизнанку, живут с распахнутой грудной клеткой и потому сгорают, как спички. Кто-то скупится на эти слова, заполняя длинные паузы между ними всякой бессмыслицей.
Слова преследуют нас повсюду. Слова звучат отовсюду. Газеты, радио, телевидение, Интернет, телефоны, плееры. Рекламы, рекламы, рекламы. Улицы, пробки, транспорт, кабинеты, кухни и спальни. Скандалы, интриги, расследования. Сплетни, сплетни, сплетни. Мир буквально захлебывается в словах. Но сколько из них настоящие?..
Будущее, о котором писал Рэй Брэдбери, уже наступило. Только оно не во внешних атрибутах. Самое страшное, что оно наступило в душах людей. Мы чудовищно быстро теряем свою чувствительность...
Кажется, Пес, нам пора возвращаться...

Вот, собственно, я и вернулась в Москву. В этот раз как-то очень легко. Без надрывов и слез. Видимо, ссоры последних дней достаточно подпортили мое настроение и наши отношения, чтобы я ни о чем не жалела. Или, может быть, я уже слишком привыкла жить сама по себе.
Даже вчера я постаралась как можно меньше времени провести дома. Уехала к друзьям. Ну, в смысле - в приют. Я же обещала Дмитрию, что приеду еще. А обещания надо выполнять. К тому же, общение с этим человеком и его питомцами для меня всегда большая радость. Они - почти моя семья. Животные принимают и любят меня такой, какая я есть. Они не осуждают, поэтому с ними мне так уютно.
Еще один четвероногий друг сегодня провожал меня на поезд. Бим ждал меня возле подъезда, а потом бежал за мной до самой остановки, тыкаясь мокрым носом в мою ладонь и подставляя голову под мои пальцы. Хотел, чтобы я его погладила и почесала. Когда я на прощание присела на корточки, он положил передние лапы мне на плечи и так отчаянно заскулил, что у меня внутри все дрогнуло. Не грусти, дружище. Я еще приеду. И ничего не бойся! Больше тебя никто не обидит.
В поезде я быстренько свила на своем месте гнездо и, подложив куртку под голову и включив плеер, моментально провалилась в сон. Я проспала почти всю дорогу. Выныривая и заныривая вновь. Мне, кажется, даже что-то снилось, но поймать видения за хвост на этот раз мне не удалось.
Оставшиеся час - полтора я пыталась переводить. Отрывки, обрывки, урывки пополам с моими собственными мыслями. Вся книга в закладках, пометках, листочках, записках. Я становлюсь одержима. Я погружаюсь в тебя все глубже и глубже, моя странная, моя незрячая, но всевидящая дева. Я сплетаюсь с тобой так крепко, что иногда забываю, где ты, а где я. Где заканчиваются твои слова и начинаются мои. Это меня пугает, но это же и затягивает. Ты хрупкая, ты беззащитная. Ты очень и очень сильная. "Ты собственным одиночеством благословенная". Ты - мое второе имя. Или первое, душе моей данное. Я хочу познать тебя и через это познание, быть может, понять себя.
За три недели в Москве ничего не изменилось. Все те же грязь и серость, все та же суета. Запах блевотины преследует меня и здесь. В метро то и дело мне становилось дурно. Этого и следовало ожидать. Москва - большая серая мышь. Я быстро в нее вольюсь, но никогда не сумею с ней слиться.

Все-таки мне чудовищно трудно общаться с живыми людьми.
Постоянно анализируя свои взаимоотношения с теми, кто меня окружает, да и не только с ними, все чаще прихожу к выводу, что в каком-то смысле мои родители правы, когда говорят, что я нелюдимка и у меня нет друзей. Но все еще куда сложнее. Я вообще всегда все усложняю, превращая даже самые элементарные коммуникативные акты в "миссия невыполнима".
Например, я никогда ни с кем не знакомилась на улице, в транспорте и прочих общественных местах. В том смысле, что я сама никогда не выступала инициатором подобных знакомств. Чур меня! Чур! Я и дорогу-то стесняюсь спросить или там сколько время, а тут... Кошмар! Пожар! Революция! В Сибири нашли последнего живого мамонта!
Даже когда кто-то подходит ко мне (к счастью, подобное случается крайне редко), я либо глупо улыбаюсь, либо несу какую-то чепуху, явно не ту, что принято нести в подобных обстоятельствах. И всегда заливаюсь краской самым дурацким образом, при этом думаю, как ужасно и жалко это выглядит со стороны, отчего краснею еще сильнее.
Скажу больше: иногда я не беру телефонную трубку не потому, что занята или не хочу говорить с человеком, а потому что стесняюсь. Я просто не знаю, что сказать. По той же причине я почти никогда не звоню сама. Что касается виртуальных знакомств - тут тоже полный провал. Поражение по всем фронтам. Я практически всегда отказываюсь от личных встреч и, если возможно, то даже и от обмена фотографиями. Я боюсь разочаровать человека, боюсь обмануть чужие ожидания, боюсь, что обо мне думают лучше, чем я есть на самом деле.
Мне тяжело общаться даже с теми, кто мне по-настоящему дорог. Особенно с теми, кто мне по-настоящему дорог. Я не умею просто взять и спросить "Как дела?" Вот не могу и все! Мне непременно нужно придумать веский повод, чтобы завязать разговор или переписку. Но даже тогда меня не покидает ощущение, что я мешаю, что мной тяготятся и продолжают разговор только из соблюдения правил приличия и не желая меня обижать. От этого становится как-то совсем паршиво и грустно, и я часто сворачиваю беседу и непрерывно извиняюсь (словесно и и еще больше - мысленно). За то, что я вообще существую.
И лишь очень и очень немногим я в конце концов говорю то, что действительно хотела сказать...
Я слишком часто и слишком много молчу...

Пустота никогда не бывает абсолютной. Особенно, если это - пустота внутри тебя. В пустоте живут чудовища. Притаились и ждут. Их просто не замечаешь, пока смотришь на них в упор. Так их увидеть нельзя. Только боковым зрением, самым краешком глаза, и только смутные тени. Пока они ни выходят навстречу, но тогда уже поздно смотреть. Даже бежать тогда уже поздно.
В пустых комнатах обитают призраки. Людей, вещей, событий. Обрывки воспоминаний, отзвуки чьих-то мыслей, идей и надежд. В стены впечатано эхо чужих голосов. Стены живут своей собственной медленной жизнью, своим собственным умиранием, бесконечно повторяя одно и то же.
Пустые дома - всегда с привидениями.
Тишина никогда не бывает совершенной. Разной - да. Блаженной, умиротворяющей, долгожданной, тревожной, напряженной и даже мертвой, но совершенной - никогда. Иногда в тишине больше смысла, чем в любом осмысленном звуке. В ней вообще слишком много всего может быть.
Мы не те, кто мы есть. И мир не то, чем он кажется... Когда начинаешь всматриваться в пустоту и вслушиваться в тишину.
Вслушиваться в пустоту и всматриваться в тишину.
Однажды, оставшись в одиночестве, попробуйте просто сесть. Вытянуть ноги, положить на колени руки. Закрыть глаза. И вы удивитесь себе. И вы испугаетесь своих мыслей. Вы, возможно, даже увидите ваших монстров так, как я вижу своих.
Когда в темноте они затыкают мой рот и вскрывают мне вены, я больше всего боюсь, что вместо крови оттуда хлынет вода...

А ведь ты даже не понимаешь, какие страшные и жестокие слова ты произносишь. Самое обидное, от чего мне всегда хочется кричать и плакать, что уже через полчаса ты о них совершенно забудешь. Снова станешь доброй, ласковой и мягкой. Снова будешь говорить, что ты меня любишь. И обнимать будешь тоже.
А я не могу забыть. Твои слова - как ножом по сердцу. Мне от них очень больно. Больно почти физически. Уж лучше бы ты меня била, отвесила мне звонкую пощечину, чем давила и унижала словами. И у меня просто в голове не укладывается, как могут они срываться с твоего языка. Ты действительно так считаешь?
Что я холодная и бесчувственная. Что вместо сердца у меня камень. Что я совсем вас не люблю. Что мне никто не нужен, кроме меня самой.
Все, что ты говоришь, - это правда? Или ты просто бросаешься фразами, не думая о последствиях? Не понимая, как сильно они могут обидеть, как больно могут изранить...
"Сваливай уже скорее в свою Москву! Чтобы меня от тебя не тошнило и не выворачивало..."
Я настолько тебе отвратительна? Господи, мама, за что же ты так?
Я очень стараюсь быть хорошей дочерью. Мама, я так стараюсь, правда. Но, что бы я ни сделала, я все равно остаюсь плохой. Ты все равно кричишь и оскорбляешь меня. Я стараюсь все больше и больше, я делаю все, что ты хочешь, но лучше не становится... Почему я всегда сутулюсь? - Опущенные плечи - это защита. Почему все чаще обхватываю себя руками за плечи? - Скрещенные руки - это тоже защита. Но твои злые слова все равно пробивают ее. Они достают до самого сердца... Ржавые крючья твоих фраз вырывают куски моей плоти. Я вся кровоточу, мама. Разве ты этого не замечаешь?
Мне хочется просить у тебя прощение, но я не умею. У тебя не умею. Если я пытаюсь, делается только хуже. Слова - еще острее, твое отвращение на лице - все заметней. И этот твой жест сегодня... Отдернутая рука, словно мое прикосновение тебе противно, словно я какая-то гадина, а не твой ребенок...
Поэтому я отмалчиваюсь. Я все время молчу, когда ты кричишь. Молчание - это тоже моя защита. Молчание между нами длится уже очень и очень давно. Диалога не выходит, сколько бы я ни старалась.
"От тебя никакой пользы!"
Я тебе этого не скажу, но у меня все прекрасно получается, когда ты не стоишь за моей спиной и не говоришь, что я ничтожество...

Я давно не занимала себя тем, чтобы, открыв случайную книгу на случайной странице и тыкнув пальцем в случайную строчку, удивиться созвучию прочитанных слов с моими собственными мыслями. Случайности не случайны, верно? Сегодня мне под руку попался Экзюпери. "Цитадель". Книга, которую вообще лучше не использовать для чего-то подобного. Страница 139:
"Дружбу я узнаю по отсутствию разочарований, истинную любовь по невозможности быть обиженным."
Спасибо, Антуан. Это хорошие слова.

Но это просто лирическое отступление и еще один повод подумать. На самом деле, я хотела другим поделиться. Может, кто-то захочет...
На днях мои знакомцы втянули меня в так называемый "Культурный флешмоб".
Так как тамошняя публика оказалась весьма пассивна, культурно просвящаться не пожелала и все это дело быстро иссякло, а идея мне понравилась, я решила перетащить эту вещь сюда и немного развлечь вас (и себя, если получится).

Правила просты:

вы оставляете комментарий, я даю вам имя художника, понравившуюся картину которого вы публикуете у себя в дневнике.

читать дальшеИз совершенно неожиданных мне достался крайне нестандартный художник и иллюстратор Эшли Вуд (Ashley Wood). Жутковатый он, честно говоря, но в этом что-то есть. Так что залипла я надолго, пока наконец ни выбрала вот эту работу:



Пройти мимо нее оказалось просто невозможно.

От  marrajo:
читать дальшеО! Эти брови ни с чем не перепутаешь! Больше всего мне приглянулся вот этот ее автопортрет:
Фрида Кало

От  (е)рунда:
читать дальшеКонечно же, я хочу Дали. Я его очень и очень люблю. Когда его картины привозили в Москву, я выстояла неслабую очередь, чтобы их увидеть. Да, если мне что-то по-настоящему нравится, я становлюсь одержимой. Его манипуляции с часами и человеческими телами меня завораживают бесспорно, но все-таки самое сильное впечатление производит эта картина:
читать дальше
Огромные слоны на невероятно длинных и чудовищно тонких ногах. Для меня - своеобразная аллегория этого мира...

От  ~Триша~:
читать дальшеНе могу сказать, что постимпрессионизм меня впечатляет, но кое-что мне определенно понравилось. Пейзажи и горы прекрасны! Очень приятная цветовая гамма. В картинах много света и солнца.
Поль Сезанн

От  Хромой Человек:
читать дальшеДа, я люблю Ван Гога. Я безумно, безумно, безумно люблю Ван Гога. В его картинах с одной стороны так много света, с другой - всегда присутствует какая-то тревога, нервность. Даже не знаю, как объяснить. Но когда я представляю себе место, в которое мне бы хотелось сбежать, оно всегда похоже на картины Ван Гога. Но, наверное, выбрать его было бы слишком простым решением, и я посмотрела двух других, предложенных тобой художников. Альфонса Муху я хорошо знаю. У него очень яркие и сильные женские образы. Помню, когда я только начинала заниматься вышиванием крестиком (да, "я еще и вышивать могу"), я постоянно зависала над репродукциями его картин, но как-то не сложилось. Чего-то в них мне постоянно не хватало, а может, наоборот - они казались мне слишком красивыми. А вот над Обри Бёрдслей я провисела долго. Все хотела у тебя спросить, что стоит у тебя на аватарках, и каждый раз забывала. Так что спасибо, что предложила. Я графику вообще люблю, а эта... В ней красивое и уродливое переплетены так тесно... И так как для меня это новое имя, я позволю себе опубликовать несколько работ, обративших на себя мое внимание.
Обри Бёрдслей






Есть в них что-то от моего любимого Гофмана.

Кажется, желающих больше нет, так что я исполняю свой бонусКак только поток немногочисленных желающих иссякнет, я опубликую понравившиеся мне картины всех художников, которых вам назову.

Иероним БосхИероним Босх - мастер деталей. Его картины можно рассматривать бесконечно, каждый раз находя что-то, чего раньше не замечал. Не буду оригинальна.
Музыкальный Ад. Фрагмент.

Эдвард МункНе могу сказать, что я люблю Мунка. Он для меня грубоват, что ли. Но есть у него одна картина, которая не перестает меня пленять.
читать дальше
Если я не ошибаюсь, то вообще-то она называется "Вампир". Но я всегда воспринимала ее иначе. И в этом моем восприятии она мне очень и очень близка.

Клод МонеО Моне не могу сказать ничего, кроме того, что у него совершенно неподражаемые мазки и я тоже люблю его подсолнухи.
читать дальше

Антон СеменовОб Антоне Семенове я узнала благодаря все той же игре Имаджинариум. Не знаю, как выразить словами то, что я ощущаю, глядя на его работы. Люди - суррогаты, монстры из-под кровати... И хочется напевать "... и вокруг пластмассовая жизнь".
читать дальше

Здзислав БексиньскийЭто мой ночной кошмар. Его картины - словно отражения моих самых страшных снов. Они пугают, но и затягивают. Сильные, странные, страшные.
читать дальше

запись создана: 07.02.2014 в 10:06