Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Ты знаешь, мне кажется, я застряла. Одновременно в двух местах. В двух временных отрезках.
В сентябре 2014-го и в августе 2015-го.
Сумбурно, непоследовательно и совершенно нелогично.
Где-то между Москвой, где был ты, и Питером, где тебя не было, но ты все равно оставался со мной.
Между столицей, которая никогда не спит, и городом, в котором разводят мосты.
Во снах я, как призрак, кочую от подоконника в гостинице до нашего шалаша из одеял и подушек.
Босиком. С бутылкой виски. И зажатой в зубах сигаретой.
Я снова и снова танцую на кухонном столе в твоей квартире. Слышу твои мои любимые песни. Тихонечко подпеваю.
Снова и снова, подтянув колени к груди, смотрю в открытое окно на двор-колодец, между затяжками болтаю какие-то глупости, не заботясь ни о подборе слов, ни о наличии в сказанном смысла.
Я много пью... Текилу, от которой совсем не пьянею. Пиво, от которого внезапно уносит так, что я едва добираюсь до номера. Красное вино под кальян на балконе, по которому можно перейти в другую комнату. Ром с закуской из матерных песен - мы путаем слова и сбиваемся с ритма. Глинтвейн из огромных, тяжелых кружек - он как маленькая вселенная, даже когда холодный. Коньяк, которого больше, чем кофе - а то и вовсе без кофе, под тусклым светом настольной лампы. Я допиваю твой давно остывший чай и морщусь, какой он сладкий. И опять по сложившейся традиции делаю заказ - большой американо без сахара и сливок и торт Наполеон.
Я с нежностью и умилением наблюдаю за тем, как брат выводит на стене черным маркером "Доброе утро, последний герой, тебе и таким, как ты" и, страдая от жуткого похмелья и безжалостного сушняка, жду своей очереди, чтобы большими (все заглавные) буквами размашисто написать "ЛИСЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ" - три гордых восклицательных знака и кривое солнце внизу. Мне так хочется вернуться и посмотреть, что стало с нашими автографами. Должно быть, уже затерялись среди сотен подобных надписей.
Я смеюсь над футболками твоего отца, над тем, как он, выпятив грудь, возвещает: "На заказ, между прочим, делал!" Я беру вас обоих за руки, чтобы пойти в кино. Помнишь, мы с тобой - как двойняшки, в почти одинаковых рубашках в зеленую клетку.
Я, как и тогда, замираю в предвкушении звездюлей от твоего папы за устроенный нами бардак, а он только посмеивается и уже через час активно приумножает весь этот срач вместе со мной и тобой. Словно мы всегда только так и жили, и я робко и пугливо мысленно начинаю называть это место домом, хоть и знаю, что скоро придется расстаться. Я тихо завываю, прячась по углам от настырной белой кошки, которую нам принесли соседи. А потом... Выхожу из Сапсана, пытаюсь найти брата и Ваньку, которые по идее должны меня встретить, но мы с первых секунд тупим. Радостное "чувакиииии!", поездка по ночному городу и пошлые анекдоты про поручика Ржевского. Скамейка "Бродский one love" - внезапная и прекрасная, как рояль в кустах. Мой зад, застрявший в какой-то дыре. Я опять и опять впервые по-настоящему обнимаю особенного человека - мне радостно, страшно, тепло и больно, все вместе и сразу, и это ни с чем не перепутаешь.
Я помню, как Финский залив и Нева касаются босых ног. Холодно, но так клево, что я пищу, кричу и хлопаю в ладоши, едва не плача от детского, почти утраченного счастья. И все еще ощущаю запахи осеннего леса, костра, печеной картошки и мокрых волос. Запотевшие, исполосованные дождем стекла автомобиля по дороге домой... Во сне это все мое - никто не отнимет!
Я засыпаю прямо на полу, на пахнущем пылью ковре, под лоскутным потолком, грозящем в любой момент упасть мне на голову. Свернувшись клубком, прижавшись макушкой к твоему боку, чувствуя твои тонкие пальцы, пальцы неврастеника и прирожденного музыканта, на моем плече. Или в чужой узкой кровати, "легким падением двух тел" внезапно превращающейся в двуспальную.
Кажется, только во сне я по-настоящему сплю.
Мы все сейчас мысленные, да? Сбегаем на ту сторону, чтобы хоть как-то увидеться. Упрямо тянемся друг к другу, посылая к чертям собачьим время, рутину и расстояния.
Снова чаще звоним и пишем. Тебя тоже съедает тоска?
Ты рвешься ко мне каждой буквой и каждым словом. Я - грею случайными песнями и осторожно касаюсь телефонными гудками в полтретьего ночи.
Скажи мне какую-нибудь очаровательную чушь, как только ты умеешь. Или просто помолчи со мной. Все равно. Я замёрзла.
Не бойся, я отогрею. Скоро увидимся, слышишь?
В сентябре 2014-го и в августе 2015-го.
Сумбурно, непоследовательно и совершенно нелогично.
Где-то между Москвой, где был ты, и Питером, где тебя не было, но ты все равно оставался со мной.
Между столицей, которая никогда не спит, и городом, в котором разводят мосты.
Во снах я, как призрак, кочую от подоконника в гостинице до нашего шалаша из одеял и подушек.
Босиком. С бутылкой виски. И зажатой в зубах сигаретой.
Я снова и снова танцую на кухонном столе в твоей квартире. Слышу твои мои любимые песни. Тихонечко подпеваю.
Снова и снова, подтянув колени к груди, смотрю в открытое окно на двор-колодец, между затяжками болтаю какие-то глупости, не заботясь ни о подборе слов, ни о наличии в сказанном смысла.
Я много пью... Текилу, от которой совсем не пьянею. Пиво, от которого внезапно уносит так, что я едва добираюсь до номера. Красное вино под кальян на балконе, по которому можно перейти в другую комнату. Ром с закуской из матерных песен - мы путаем слова и сбиваемся с ритма. Глинтвейн из огромных, тяжелых кружек - он как маленькая вселенная, даже когда холодный. Коньяк, которого больше, чем кофе - а то и вовсе без кофе, под тусклым светом настольной лампы. Я допиваю твой давно остывший чай и морщусь, какой он сладкий. И опять по сложившейся традиции делаю заказ - большой американо без сахара и сливок и торт Наполеон.
Я с нежностью и умилением наблюдаю за тем, как брат выводит на стене черным маркером "Доброе утро, последний герой, тебе и таким, как ты" и, страдая от жуткого похмелья и безжалостного сушняка, жду своей очереди, чтобы большими (все заглавные) буквами размашисто написать "ЛИСЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ" - три гордых восклицательных знака и кривое солнце внизу. Мне так хочется вернуться и посмотреть, что стало с нашими автографами. Должно быть, уже затерялись среди сотен подобных надписей.
Я смеюсь над футболками твоего отца, над тем, как он, выпятив грудь, возвещает: "На заказ, между прочим, делал!" Я беру вас обоих за руки, чтобы пойти в кино. Помнишь, мы с тобой - как двойняшки, в почти одинаковых рубашках в зеленую клетку.
Я, как и тогда, замираю в предвкушении звездюлей от твоего папы за устроенный нами бардак, а он только посмеивается и уже через час активно приумножает весь этот срач вместе со мной и тобой. Словно мы всегда только так и жили, и я робко и пугливо мысленно начинаю называть это место домом, хоть и знаю, что скоро придется расстаться. Я тихо завываю, прячась по углам от настырной белой кошки, которую нам принесли соседи. А потом... Выхожу из Сапсана, пытаюсь найти брата и Ваньку, которые по идее должны меня встретить, но мы с первых секунд тупим. Радостное "чувакиииии!", поездка по ночному городу и пошлые анекдоты про поручика Ржевского. Скамейка "Бродский one love" - внезапная и прекрасная, как рояль в кустах. Мой зад, застрявший в какой-то дыре. Я опять и опять впервые по-настоящему обнимаю особенного человека - мне радостно, страшно, тепло и больно, все вместе и сразу, и это ни с чем не перепутаешь.
Я помню, как Финский залив и Нева касаются босых ног. Холодно, но так клево, что я пищу, кричу и хлопаю в ладоши, едва не плача от детского, почти утраченного счастья. И все еще ощущаю запахи осеннего леса, костра, печеной картошки и мокрых волос. Запотевшие, исполосованные дождем стекла автомобиля по дороге домой... Во сне это все мое - никто не отнимет!
Я засыпаю прямо на полу, на пахнущем пылью ковре, под лоскутным потолком, грозящем в любой момент упасть мне на голову. Свернувшись клубком, прижавшись макушкой к твоему боку, чувствуя твои тонкие пальцы, пальцы неврастеника и прирожденного музыканта, на моем плече. Или в чужой узкой кровати, "легким падением двух тел" внезапно превращающейся в двуспальную.
Кажется, только во сне я по-настоящему сплю.
Мы все сейчас мысленные, да? Сбегаем на ту сторону, чтобы хоть как-то увидеться. Упрямо тянемся друг к другу, посылая к чертям собачьим время, рутину и расстояния.
Снова чаще звоним и пишем. Тебя тоже съедает тоска?
Ты рвешься ко мне каждой буквой и каждым словом. Я - грею случайными песнями и осторожно касаюсь телефонными гудками в полтретьего ночи.
Скажи мне какую-нибудь очаровательную чушь, как только ты умеешь. Или просто помолчи со мной. Все равно. Я замёрзла.
Не бойся, я отогрею. Скоро увидимся, слышишь?