Я сегодня (хотя уже вчера) на вечере встречи выпускников была. Как никак 5 лет выпуску (тот самый момент, когда нужно воскликнуть: "Ох, елки! Как время летит!") - можно и собраться. Е. П. не приехал. Еще или вообще - не знаю. Я не стала звонить и выяснять. Свободные отношения (как в шутку мы называем нашу дружбу) такие свободные отношения. Настроение от этого несколько испортилось. Нас вообще собралось очень и очень немного. Но кто хотел - тот пришел. Я была рада увидеть всех.
Но даже не это самое важное. Важны те несколько часов до, в течение которых я бродила по еще полупустому лицею. Ходила, все трогала, вспоминала и понимала, до какой же степени моим было и остается это место. Я в нем четыре года провела, а понимать все стала только теперь. Раньше, конечно, чувствовала что-то такое, но не понимала.
Внешне это весьма колоритное и очень старое здание из красного кирпича. Летом оно сплошь увито диким виноградом, который даже плодоносит по осени мелкими, кислыми ягодами. В кабинете физики мое место было возле окна, и, если протянуть руку, то можно было достать до ягод, сорвать их и тайком жевать прямо на уроке, отчаянно стараясь не морщиться. Наш старичок - физик с каждым годом становится все меньше и меньше. Кажется, что он высыхает или растворяется. И я всегда, искренне обнимая его (потому что человек он действительно замечательный и я серьезно считаю его своим дедушкой, которого у меня по-настоящему никогда не было), я прошу у мира не забирать у меня его. Я просто не могу представить, что однажды приду в лицей, а Евгения Ивановича там не будет.
Интересно, что раньше в здании лицея был самый настоящий интернат. Потом его переформировали в учебное заведение для одаренных детей. Он и сейчас, кстати, называется "лицей - интернат", но теперь это из-за общежития. Дело в том, что учатся у нас ребята не только из моего города, но и со всей области и собственно живут прямо при лицее. Я и сама жила там первые два года, потому что ездить было далеко, на другой конец города. Наша спальня на восемь девчонок была в левом крыле. А в правом была у мальчишек, где меня регулярно по ночам ловили воспитательницы.
Это было замечательное время. Удивительное. Правда. У нас тогда было, пожалуй, все, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливыми. И старый кассетник с радиоприемником, к нашему восторгу ловивший только радио "Максимум", и раздолбанная гитара, которую кто-нибудь постоянно мучил, и расстроенное пианино в комнате отдыха. И вечно урчащие животы, потому как в столовой мы почти ничего не жрали, а вкусности, привезенные родителями в выходные, исчезали в первый же вечер самым таинственным образом. Всю оставшуюся неделю мы гордо сидели на лапше быстрого приготовления, щедро разбавляя ее майонезом и кроша туда сосиски и плавленные сырки. И посиделки с фонариками по ночам тоже были. Я тогда даже сказки рассказывала. И от воспитателей прятались под кроватями и в шкафах. И алкоголь тайком носили. И на чердак лазили, чтобы покурить спокойно. Там же и косячком баловались. Что было - то было, чего уж теперь.
Наша классная была той еще стервой. Вот откуда у меня такая лютая ненависть к английскому. Ростом еще ниже меня, но зато с таким самомнением, что просто мама - мама. У нас с ней была взаимная нелюбовь, хоть она упорно и корчила хорошую мину при плохой игре. На этом вечере встречи она просто сделала вид, что не заметила и не узнала меня. Ну и черт с тобой, старая курица! К ней я зашла исключительно приличия ради. По-настоящему же мне хотелось увидеть свою преподавательницу по литературе. Мой милый, добрый ангел, определивший мою судьбу. Я всегда буду искренне и нежно влюблена в нее и благодарна ей. Людей с таким шармом я еще никогда не встречала. Она невероятная. И, мне кажется, что пришла она не из этого мира.
Забавно, но в классах у нас всегда поддерживался образцовый порядок. И сами мы ходили все такие аккуратные, причесанные, прилизанные, в строгих костюмчиках. Но стоило только в подвал спуститься, где у нас раздевалки были, и становился виден настоящий облик лицея и его питомцев. Крики, вопли, гогот и прочие нечленораздельные звуки там стояли погромче, чем в цыганском таборе. Сколько бы стены там ни красили, на них все равно кто-нибудь что-нибудь писал или рисовал. Даже от нас до сих пор кое-что сохранилось. На крючках оставлялись записки непонятного содержания, куртки обматывались скотчем и туалетной бумагой. Вообще царили полная анархия и свобода нравов. Можно было зайти в любую раздевалку и взять любой учебник. Главное, потом верни. Там мы прогуливали физкультуру да и вообще зависали часами. Учителя туда преимущественно не спускались, так что в раздевалках творилось все, что угодно. От безобидных сплетен и первых поцелуев до откровенных пьянок и групповых перетрахов.
Мне наконец удалось поймать ДНК - нашего учителя истории. Тот самый классный мужик, которого хочется прям любить-любить. Он видел и знал далеко не все, но явно понимал больше остальных. Сам, кстати, был из выпускников того, первого интерната. В его подсобке первые два года мы регулярно пили кофе, а последние два - коньяк. С ним мы ездили в походы, на озера и на археологические раскопки. В выражениях он не стеснялся. Да и по морде вполне мог засветить под настроение. В походах бухал он вместе с нами, а, хорошенько запьянев, с удовольствием одаривал девчонок поцелуями, а мальчишек тумаками Короче, я его обожаю! Очаровательный сукин сын! Я задержалась, подождав, пока все начнут спускаться по лестнице, и на прощание обняла его крепко-крепко (больше ни с одним учителем я бы не смогла себе такого позволить, но с ним - можно), он меня - тоже. Думаю, мы друг друга поняли.
С. К., с которым мы вели выпускной, все так же очарователен. Высокий, красивый, улыбчивый мальчик - танцор. Это было забавно. Потому что даже на каблуках я была почти на две головы ниже его. Он все еще немножко нравится мне. Все так же наивно и по-детски.
Некоторые ребята изменились до неузнаваемости. И далеко не все - в лучшую сторону. От этого стало как-то грустно, и я подумала о том, что их я бы не хотела увидеть через 10 лет. Печальное это будет зрелище. Собираясь на этот вечер встречи, я боялась, что меня не примут, что я окажусь чужой, что мне будет не о чем говорить с этими людьми. Тем не менее, есть еще те, кто остались для меня родными-родными и близкими-близкими. Моя лицейская семья, моя стая. Куда бы жизнь нас ни разбросала, внутренне я всегда останусь с ними на одной волне.
И, да. Элька! "Тортуга" оказалась офигительной! Ты не обманула - я не пожалела. Но дело тут даже не в баре и не в количестве и качестве выпитого, а в вас самих. В вашей энергетике и в наших разговорах.