Моя классная руководительница любила говорить, что я опоздала родиться. Что я фарфоровая. И мой век - без сомнения девятнадцатый. Я этого не понимала, и мне вовсе не нравилось быть "фарфоровой".
Если бы я родилась много-много веков назад и где-нибудь в Средневековой Европе (в той самой, из куртуазных романов), я бы ни за что не стала "прекрасной дамой". Скорее уж рыцарем. Да, пожалуй, что так. Я бы носила короткие волосы и мужскую одежду. Выучилась бы владеть оружием и ездить верхом. Я бы никого не повела за собой, но служила б верой и правдой достойнейшему из достойных. Я бы любила лошадей, но не женщин. Я бы метко стреляла из лука, но никогда не охотилась. Я бы без сожаления рубила головы королям и однажды непременно приручила б дракона. Я была бы паршивым рыцарем, чего уж греха таить! Неправильным. Но лучше все-таки рыцарем, чем томной глупышкой в шелках и лентах или коварной отравительницей. Во мне нет ни того, ни другого.
Я почти никогда не чувствую себя красивой. Ну вот бывает же такое, что человек смотрит на себя и думает: "Я красивый (-ая)". У меня это не получается. Наверное, для этого нужно находиться в определенном согласии с собой, а у меня его нет - я привыкла бороться и спорить. Во мне больше разрушения, чем созидания, бури, чем штиля. Протеста, нежели покорности. Я непреклонна к себе и непримирима с собой.
Мне чужды многие женские "штучки". Они кажутся мне такими глупыми и наигранными. Все эти театральные взмахи ресниц, звонкий смех с прикрыванием рта ладошкой, вызывающие покачивания бедрами и закидывание ноги на ногу. К черту! Тошнит! Кокетничать и соблазнять я не умею. В этом есть что-то балаганно-рыночное, а я не товар, который можно крутить так и эдак. Я не хочу раздаривать себя по крупицам тем, кто этого не оценит и не поймет. Меня поражает, с какой легкостью люди используют друг друга. Как просто они предают. Я так не умею. Для коварства нужен холодный расчет, а во мне слишком много меня. Я всегда слишком горю.
"Знаешь, мама, я, наверное, не доживу до сорока. И даже до тридцати, кажется, не доживу".
"Знаешь, Л., я все-таки ужасно некрасивая. Пожалуйста, больше не нужно меня снимать".