Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Мы постоянно сидим на "колесах", чтобы чувствовать себя счастливыми: засыпать, просыпаться, повышать потенцию. От выпадения волос, давления, прыщей. Мы живем в новом счастливом мире лекарств.
"РеГенезис"

Иные таблетки - странные штучки. Выпиваешь сейчас, а ожидаемый эффект наступает через пару дней, когда уже в общем-то не очень-то и нужно. И ты сидишь, тебя накрыло, хрен знает, чем и почему, и думаешь: "Ну вот какого черта, а?"

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Поезд в 6:58 утра. Из дома выйти в 6 - это крайний срок. Значит, вставать в 5. Поспав от силы пару часов. Как всегда после таких ночей встаешь рывком. Просто распахиваешь осоловелые глаза и вскакиваешь. В ушах стоит такой гул, словно на голову мне надели кастрюлю и по ней постучали ложкой. Тело разбито - руки отдельно, ноги отдельно. И все ноет невыносимо. От напряжения в глазах полопались сосуды - белки затянуло кроваво-красной сеточкой. Еда не лезет, кофе не помогает. Честно говоря, хочется от души обняться с унитазом, но я терплю.
Смоленск в 6 утра совершенно мертвый. Во дворе - ни одного фонаря. Зябко и мерзко. Под ногами хлюпает подмерзшая грязь. В мусорных баках роются кошки (а может, и крысы) - вот и вся жизнь. Даже Бим - длиннолапый черный кобель со смешной белой кисточкой на хвосте - не выходит навстречу. Тем сильнее меня поражает появление на остановке развеселого, желто-синего, похожего на аквариумную рыбку трамвая. Кроме нас и кондуктора в нем едет только сонный помятого вида мужичок. Судя по "шлейфу", тянущемуся от него по всему трамваю - с хорошего такого бодуна.
Мы выходим возле вокзала. Рыба-трамвай уносит пьянчужку дальше. До отправления поезда осталось всего 14 минут. Меня это радует - сегодня мне хочется поскорее сбежать от родителей, уйти в себя, разобраться в себе. Утренние поезда как нельзя лучше подходят для таких целей. Уже к вечеру я буду винить себя за такую бестактность - так бывает всегда. Мне кажется, что при расставании я была чересчур холодна, недостаточно ласкова и внимательна, что прощание получилось скомканным и я обидела этим родных.
Но сейчас мне просто хочется в поезд. Я люблю сидячие вагоны. Мое место - мой временный дом, моя маленькая коробочка, где мне никто не будет мешать. За окнами разлилась густая, чернильная темнота, внутри царит уюный полумрак. Музыка отрезает меня от всего лишнего, заглушает посторонние звуки. Мне тепло и комфортно. Немного откинув спинку кресла, я смотрю в потолок затуманенным взглядом. Я думаю о том, почему не делают вагонов с прозрачными крышами, чтобы через них можно было видеть небо? Небо и провода.
Время от времени развлекаю себя чудом мобильного Интернета. Теперь у меня на телефоне такой "минус", что, похоже, надо срочно вернуться к репетиторству. Иногда закрываю глаза, но не получается даже дремать.
Пишу на каком-то завалявшемся в сумке конверте. Кажется, от фотографий. Жаль, что его нельзя вывернуть наизнанку - еще немного, и мне не хватит места. Оставляю на жесткой белой бумаге свои мысли, как цепочку следов на снегу. Чтобы не потеряться. Чтобы не растерять. Переживания ночи еще слишком свежи и сильны. Я невольно все время к ним возвращаюсь. Я растворяюсь в них.
Меня вытащили из пучины. Я тонула, захлебывалась, замерзала. А меня спасли, защитили и обогрели. Подаренного мне тепла хватит, чтобы осветить целую Вселенную. Впрочем, так оно и есть. И маленькая Вселенная во мне сейчас сияет ярче, чем рождественская елка, переливается огнями и красками. Вселенная улыбается мне. Я улыбаюсь Вселенной. Где-то там на крошечной звездочке, на обломке метеорита... Так далеко - так близко.
Если однажды я смогу возвратить хотя бы сотую долю того тепла, что было мне дано, - значит, я была не зря...

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
На головокружительной высоте пройти по тонкой проволоке? - Могу! Я все могу пройти. Огонь и воду. И Крым, и Рим. И медные трубы, если понадобится.
Лишь бы было, зачем. Лишь бы было, за кем.
Сгореть? - Сгорю до тла. Пожаром до самых небес. Лишь бы было, кого согревать.
Или выгорю изнутри. Останется только форма, без содержания. Как дом, в котором больше никто не живет. Однажды я просто рухну.
Замерзнуть? - Замерзну. Во льдах Антарктиды. Сама обращусь в глыбу льда. Остановлю сердце, заморожу дыхание. Чувства разобью в дребезги. Стану такой холодной и колкой, что даже самые смелые и отчаянные не посмеют коснуться.
Моя хрупкость - всего лишь иллюзия. Моя прозрачность - только мираж.
Замолчать? - Замолчу! Умолкну навек. Язык проглочу для гарантии. Свой голос продам, а деньги пожертвую бедным. Но кто запретит мне думать? Мысль иной раз бывает громче, чем слово, знаете ли.
Берегитесь-ка мыслей. Они могут быть смертельно опасны и крайне ядовиты.
Погибнуть? Я гибла не раз. Во сне, наяву, в постели, в объятиях ночи. В чужих городах, в незнакомых мирах. В глазах, смотрящих в мои. Но, кажется, все напрасно. И потому я еще жива. Я гибели не страшусь.
Лишь бы было, ради чего. Лишь бы знать, для кого. С чьим именем на губах прикажете гибнуть?
Исчезнуть? - О, это проще всего! Тут вы обратились по адресу. Я - мастер исчезновений. Хотите - хоть прямо сейчас! Сию же секунду!
Исчезну - вы не заметите...

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Почему-то я ужасно переживаю за Михаэля Шумахера. Вот просто всей душой. Этот человек всегда был мне глубоко симпатичен.
Жизнь все-таки - та еще гадливая сука. Не стоит дразнить эту стерву. Судьбу конем не объедешь...
Вот и здесь... Ирония судьбы в худшем смысле. Всю жизнь так рисковать, быть связанным с машинами, со скоростью и опасностью - и ничего! Но поехать с семьей и друзьями отдохнуть и покататься на лыжах - и разбить себе голову так, чтобы с 29 декабря находиться в коме.
Тем сильнее я ему сочувствую, что все так бессмысленно, глупо и до печального нелепо. И мне противно, что стервятники - урнописцы и здесь нашли для себя возможность поживиться. Видимо, родных Шумахера достали уже до такой степени, что сегодня его жена была вынуждена попросить журналистов покинуть больницу и оставить их в покое.
Что тут можно сказать? Поправляйся, Михаэль! Давай! Не сдавайся! Ты же боец! Настоящий мужчина! Ты просто обязан выкарабкаться!
Рождество творит чудеса. Попрошу и для тебя немного чуда...

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Ну вот... Сегодня мой последний день дома. Время пролетело так быстро, что я даже его не заметила. Мне не хватило, честно. Завтра рано утречком поезд увезет меня обратно, в суровую и неприветливую Москву. И хотя уже через две недели, сдав сессию, я снова вернусь к моим родным, ощущение такое, словно я уезжаю навсегда. Мысленно прощаюсь со всеми. Какого хрена, а?! Настроение, мягко говоря, хреновое. На душе скребут кошки и воют волки.
Но это не помешает мне поздравить всех с праздником. Как и обещала... Во второй раз.

С Рождеством, мои хорошие! Счастья вам!




Сегодня я не с пустыми руками, а, между прочим, с подарком. Старая сказка, написанная вашей покорной (вообще-то, конечно, не очень) слугой.

Сон в Рождественскую ночь

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Я знаю, в чем моя проблема. Я не умею для себя. Мне нужно непременно для кого-то. Ну в крайнем случае для чего-то. Но только не для себя.
От мелочей до сложностей.
Например, я никогда не готовлю для себя - только для кого-то. Мне нравится кормить других и нравится не есть самой. Какая глупость!
Я надеваю что-то необычное,меняю прически, звеню браслетами, только чтобы спросить у кого-нибудь: "Тебе нравится?".
Я люблю дарить подарки. Но никогда не знаю, как реагировать, если получаю их сама. Я не понимаю, за что. Мне кажется, я их не заслужила.
Мне нравится делиться теплом, но мне стыдно просить того же в ответ.
Я учусь, потому что этого требует общество.
Я живу, чтобы радовать своих родителей.
Я дышу, потому что однажды мне разрешили дышать.
Я люблю... Я не знаю, почему я люблю. Точно не для себя. Любви для себя не бывает. Бывает любовь к себе, а ее во мне нет.
Если причина не придумывается, есть последний рубеж - значит, так нужно. Кому и зачем - разберемся потом. Главное - это нужно кому-то.
Датская рулетка - замечательная игра все-таки. Едва проснувшись утром, вспоминаешь, зачем ты живешь. Вспомнил - выиграл. Не вспомнил - значит, тебе больше не за чем просыпаться.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.

1975 - 1976

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Думала я тут, думала, чего же не хватает моему дневнику для полного счастья. И наконец придумала!
Вспомнила про флешмоб добра, в котором совсем недавно участвовала, и решила Why not? Тем более, что правила предельно просты, а мне, между прочим, было приятно.

От  Сероголовый :
читать дальше

Итак:
Вы оставляете комментарий, а я рассказываю вам о трех причинах, по которым вы мне понравились.

P. S. читать дальше

21:49

Дрянь

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Полдня вылетело в трубу. В прямом смысле. У соседей на втором прорвало трубу в туалете, а приехавшая аварийка не придумала ничего лучше, чем перекрыть холодную воду по стояку. Дескать "сварщика нет, сделать мы ничего не можем. И вообще живите, как хотите"... Теперь до 8 января как минимум не видать нам холодной воды. Из крана льется крутой кипяток, в туалете стоит ведро, в котором плавает кружка. Мыться в оставшиеся дни я буду ездить к бабушке. Дом, милый дом...
Мама психует, отец злится. Общая нервная атмосфера так меня достала, что я тихонько оделась и свалила из дома.
Я уже знала, куда и зачем я иду. Я понимаю, что мне не стоит так поступать. Но иногда это очень нужно моему эгоизму, а я бываю не в силах с ним совладать.
Да, укрой мои худые плечи тяжелым пледом. Ты прав, я замерзла. Я так сильно замерзла, что, боюсь, даже плед мне уже не поможет.
Нет, я не против. Конечно, кури.
Не прикасайся ко мне, не надо! Это причиняет мне боль. И, прошу тебя, помолчи. Пожалуйста, только слушай.
Ты меня не спасешь, но становится легче. Поэтому я прихожу. Прихожу иногда. Редко-редко. И каждый раз обещаю себе, что этот раз был последним. Я совсем скоро уйду. Не нужно поить меня чаем. И провожать не стоит.
Мой бедный. Я знаю, я тебя этим мучаю. Но, пожалуйста, потерпи. Еще 5 минут - и сможешь закрыть за мной дверь.
Только не привязывайся ко мне. Ты знаешь, я не навсегда. Я все равно рано или поздно исчезну. Тогда ты сможешь дышать.
Ты не тот человек, которому я могла бы быть предана. Но и предавать тебя я тоже не хочу.
Ты слишком добр ко мне. Я этого не заслуживаю. Ты благороден, и я - не ровня тебе.
Давай оставим все, как есть? Лишь об одном тебя попрошу. Только, пожалуйста, не влюбляйся.
Да, а теперь мне пора уходить.

«Глаза породистой собаки,—
Прощайте, граф."


Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Чувствую, мои ночные хождения по мукам в конце концов не приведут ни к чему хорошему. Рано или поздно ночь сыграет со мной злую шутку. Я еще буду корчиться в судорогах и плеваться кровью. Но я также знаю, что это предчувствие вряд ли что-то изменит.
В шестом часу утра я обнаружила себя на полу, забившейся под стол самым бесславным образом. Предполагаю, что на пол я легла сама. Твердые, холодные горизонтальные поверхности иной раз приводят в сознание не хуже ведра ледяной воды, вылитой на голову. Но заползти под стол... Пока что это для меня загадка. Хорошо еще, что никто из домашних не увидел меня в таком положении. Маме сегодня не нужно было вставать на работу, а отец вернулся с ночного дежурства гораздо позже. К его приходу я уже успела перебраться на кровать и даже немного поспать.
Удивительно, но мозг мой мыслит ясно и четко. Я не ощущаю усталости, мне совсем не хочется спать. Только тело болит так, словно всю ночь меня пинали и били. Болят не только мышцы, но и кости. Плечи, живот, бока, ребра и спина. Спина - самое страшное. Я уже почти забыла, как бывает плохо от этого. Спасибо мальчику Жене, в 5-ом классе толкнувшему меня с брусьев в спортзале. Из-за тебя, Женя, мне теперь никогда не стать космонавтом! С тех пор, как я приловчилась таскать ортопедический корсет, спина почти перестала меня беспокоить. Но сегодня... Ох, ёлки!..
А ведь день предстоит длинный и суетный. Оба родителя дома - значит, жди наполеоновских планов. Это у нас в семье примета такая.
Так что... Соберись, тряпка! Не время раскисать!

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...


Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Весь день носились с мамой по магазинам, как бешеные селедки, выпучивши левый глаз. Смешанные чувства.
Вроде бы и проводишь день с родным человеком. Тем более, что и отношения у нас с мамой стали не в пример лучше, чем раньше. Но вкусы все равно были и остаются разными. Так что прийти к единому мнению нам бывает весьма и весьма нелегко.
Я люблю простые формы, четкие силуэты, чистые цвета - ничего лишнего. Люблю природные материалы: натуральные ткани, кожу, замшу, дерево, медь, серебро. Обожаю этнику, украшения ручной работы. Мама всего этого не может понять - ей хочется всего побольше и поярче. Пожалуй, единственное, в чем мы с ней солидарны, - это любовь к вязаным вещам и хорошей обуви.
Так что улов получился, прямо скажем, скудным. Все-таки за вещами мне проще ездить самой. Парадокс в том, что образы, которые я для себя создаю, в конечном итоге маме нравятся.
В очередной раз понимаю, что я без ума от своего родного города. Хотя сейчас для него не лучшая погода. Но его красоту не может испортить никакая грязь. Я соскучилась по его крутым, неровным улочкам. По старому парку с огромным бронзовым оленем в центре. Этого оленя в конце войны вывезли из поместья какого-то немецкого дворянина в качестве трофея. А теперь у несчастного животного кто-то регулярно отпиливает рога, а дети (да и не только дети) объелозили ему всю спину. Я уж и не говорю о двух бронзовых львах, хвосты которых исчезли окончательно и бесповоротно.
Реставрация собора, кажется, не закончится никогда. Он по-прежнему окружен строительными лесами и окутан зеленой сетью. Мне жаль прекрасное здание польского костела - время неумолимо к нему, но он все еще красив.
Мой милый город, я так по тебе скучала! По терракотовым объятьям твоих крепостных стен. По твоим холмам. По древней твоей душе. По размеренному ритму жизни и неспешному течению времени.
Так жалко, что теперь я здесь всего лишь гость... Чем дальше, тем более чужой я себя ощущаю в тебе. Я уже не твое дитя, город...
Но, поверь, так было нужно.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
Сергей Есенин. Черный человек.


Знаешь, я все-таки ужасно глупый человек. Почему? Все просто. Все так прозаично, что совершенно тебе не понравится. Я умею рубить с плеча, но абсолютно не умею рубить концы! Не умею, как ты, понимаешь? Я всегда сама же возвращаюсь к тому, от чего так долго бежала... Что это? Моя слабость? Душевный мазохизм?
Ты, сукин сын, всегда знал меня лучше всех. Лучше, чем я сама себя знаю. Хотя чему удивляться? Ведь ты так беспардонно копался в моих мозгах и так бессовестно перетряхивал мою душу, не оставляя мне никаких шансов на защиту. Но знаешь... А я тебя прощаю!
Помнишь, однажды ты мне сказал, что во мне достаточно сил для прощения? Что ж, ты был прав! Ну конечно же, прав... Я не стану врать, что буду помнить о тебе только хорошее. Слишком много зла ты мне сделал, слишком много боли причинил... Я все это не забуду, нет. Но я тебя прощаю! За все... Будь счастлив и катись к дьяволу! Ты мне больше не нужен... Я переросла тебя. Я из тебя выросла, как из старой одежды. Теперь я могу двигаться дальше. Уж поверь, на это мне понадобилось много времени и сил.
Мне все еще трудно. Я очень и очень больна. Мое море бушует, но жизни в нем нет. Жизнь забрал ты. Смерть, кажется, тоже. Ты отравил меня своим ядом, но я вылечусь. На это мне тоже хватит сил!
Да, ты мне больше не нужен. Но это не значит, что мне не нужен никто. Нужен. Сейчас даже больше, чем когда бы то ни было. Мне смертельно необходимо, чтобы в моем телефоне однажды появился номер. Моя скорая помощь. Номер, который можно набрать и просто сказать: "Знаешь, мне очень плохо..." Вот и все.
Так когда-то было с тобой. Но больше никогда не будет.
Спасибо тебе за все. Нет, правда, спасибо.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Простые домашние хлопоты доставляют мне невероятное удовольствие. Не могу сказать, что я вся такая из себя хозяйственная хозяйка, но кухня - это мой персональных храм. Мое маленькое царство, где я властвую безраздельно.
Отец любит смотреть, как я готовлю. Я обычно шучу, что это гордость учителя за свою ученицу, потому что любовь к кастрюлям и специям привил мне именно папа. Мама готовить в принципе умеет, но не любит, так что все у нее выходит прозаично и без фантазии.
Папа говорит, ему нравится, что во мне нет брезгливости, и внимательно наблюдает за тем, как я с упоением потрошу кальмаров, разделываю мясо или чищу рыбу. Ну а как иначе, папуль? Какая брезгливость? Приготовление пищи - это тоже целое искусство. Продукты - это твой материал, и к ним необходимо относиться с уважением. Если ты испытываешь отвращение к глине - ты никогда не вылепишь прекрасную скульптуру. Если боишься испачкаться в краске - ты не напишешь настоящий шедевр. И с едой то же самое. Если ты не вкладываешь душу в то, что ты готовишь, - это никогда не будет вкусно. Нужно любить то, что ты делаешь. И я люблю.
Дориан однажды сказал мне: "Знаешь, почему лучшие в мире шеф-повара - мужчины? Потому что вы, женщины, в большинстве своем относитесь к приготовлению пищи, как к трудовой повинности. А для нас, мужчин, - это творческий акт. Вы просто выполняете свою обязанность, а мы - создаем."
В принципе он не далек от истины. И я, кажется, понимаю, почему мои знакомые - девушки готовят из рук вон плохо. А Дориан, между прочим, печет прекрасные пироги.
Дом помогает мне отвлечься. Дома становится легче - это правда. Но дом не спасает абсолютно... К сожалению. Мои внутренние монстры все равно остаются со мной - их не оставишь за порогом. Моих чудовищ не попросишь подождать за дверью. Они не знают, что такое жалость, и отсрочек тоже не предоставляют. Им все равно, где меня терзать.
Днем они отступают под напором дел и общения с близкими, немного затихают и ослабляют петлю на моей шее. Но что прикажете делать ночью? С наступлением темноты и тишины они делаются еще злее, чем раньше, и набрасываются на меня с такой яростью, что хочется выть и кидаться на стены. Но нельзя, нельзя... Вместо этого завариваешь кофе покрепче или наполняешь бокал вином, делаешь музыку в наушниках погромче и с ногами забираешься в кресло. Гасишь свет, чтобы никому не мешать - просто включаешь электрическую гирлянду. По стенам пляшут разноцветные тени. Мои монстры беснуются внутри и вокруг. Царапают спину, кусают за шею, дергают за волосы, выкручивают руки. Шепчут в уши жуткие вещи, мерзко шипят и хохочут. Прыгают и кривляются, выпучивают глаза. Страшными красными языками лижут мне ноги. Гнилыми зубами рвут мою душу.
А я... Я все это выношу молча. Я просто закрываю холодными пальцами усталые веки и терплю. Так проще. Так легче. Я знаю, что у меня не хватит сил с ними справиться. А чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее они злятся. Я позволяю им наглумиться вдоволь - под утро это им надоест, и они оставят меня в покое.
Я все так же не сплю по ночам. Я впадаю в оцепенение...
Интересно, сколько еще я продержусь?

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Сегодня на повестке дня (а правильней было бы сказать "ночи") у меня фотографии. Да, снова они. Целый ворох фотографий, которые вечно никуда не помещаются, сколько бы альбомов я ни покупала.
Мама очень любит бумажные фотографии и всегда делает целую кучу их из каждой моей поездки, из каждой нашей экскурсии и с каждого семейного праздника или прогулки. В этом смысле она ужасно сентиментальна и еще более старомодна, чем я. Так что с моей стороны было огромной ошибкой пересылать ей снимки, которые сделала для меня Л. Теперь у меня есть свое портфолио - целый альбом меня во всех ракурсах! В общем-то все не так уж и плохо... Но не в таком же количестве!
Я со вкусом пересматриваю альбомы, разглядываю фотографии из конвертов, раскладываю их в хронологическом порядке. Улыбаюсь, хмурюсь, смеюсь, возвращаюсь. Вот они - осколки моей памяти. Лишь малая их часть. Та, что поддается магии современных технологий. Ибо ни одна камера на свете не способна запечатлеть настроение, счастье, тепло, тихую радость. Ни одна камера в мире не может передать атмосферу, волшебство внезапно установившейся связи между людьми. Это все остается внутри. В нас самих.
Все самое важное - всегда и самое хрупкое. Все самое чудесное - всегда и самое неуловимое. Все самое дорогое - теряется проще всего. Даже сейчас воспоминания даются мне с огромным трудом. Я помню лица, имена и даже разговоры, я помню, что происходило в тот момент... Но, черт подери, почему я так улыбаюсь на этом фото? Почему здесь я отвела глаза? А там закусила губу?
Этой ночью в полумраке комнаты сидя по-турецки на полу над раскиданными снимками разных лет, над стопками альбомов, над обрывками моего прошлого... В состоянии странной, внезапно нахлынувшей меланхолии... Я почему-то думаю о том, что самое удивительное в жизни чувство - это всей душой полюбить другую душу. Не тело, не имя, не даже поступки, как бы много они ни говорили о человеке. Все это перестает иметь какое-либо значение. Все это - прах, пыль, ворох осенней листвы - их унесет ветер. Это - декорация, фон - что угодно, но только не нечто значимое! Важна одна лишь душа. Только она. Найти ее, узнать. Родную, близкую, исключительную, неповторимую. Приблизиться, притянуться. Срастись. Стать для кого-то кем-то. И чтобы этот кто-то стал кем-то для тебя. Все так запутанно и сложно. Но это чудо! Истинное чудо!
Это древнее, чем телеграф. Это круче, чем Интернет. Эту связь, эти невидимые нити, которыми опутан и пронизан весь мир, нельзя разорвать извне! Невозможно!
Только изнутри... Когда кто-то перестает верить в чудо. Когда души становятся друг другу не нужны.
А так иногда случается...
К сожалению.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
У меня была замечательная новогодняя ночь. Спокойная и расслабляющая. Без суеты и в гордом одиночестве.
Домашние уже к часу разбрелись по постелям, а я благополучно переместилась в свою комнату. Свет включать не стала. Мне вполне хватило электрической гирлянды на стене и разноцветных залпов фейерверков за окном.
Шампанское и мартини смешивались в бокале и в моей голове. Тихая музыка и аромат мандаринов причудливо дополняли атмосферу, и я постепенно стала впадать в состояние легкого приятного транса. Неслышно подпевая, я наконец прикрыла глаза и позволила своему телу двигаться. Одинокий танец на грани полета с бокалом в руке. Мое маленькое безумие, простительное в эту ночь. В конце концов, никто ведь все равно не видит, так почему бы слегка и не сойти с ума? Да, мне было хорошо. По-настоящему хорошо, хоть и несколько одиноко...
А сегодня на календаре 1 января. Первый день нового года. И по плану мне предстоял традиционный крестовый поход по всевозможным родственникам, раздача и получение подарков. Честно говоря, не люблю я этот процесс. Особенно непременные застолья. Я уже видеть не могу салат оливье и шампанское. И не могу слышать несмешные шутки подвыпивших людей.
На улицах по-прежнему взрываются петарды. От бесконечных хлопков у меня уже дергается глаз.
Эту ночь я планирую провести так же, как и предыдущую...

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Итак, друзья мои! Спешу поздравить вас с Новым годом!
Спасибо вам огромное за то, что были со мной в этом году! Спасибо, если останетесь рядом и в следующем! Я уверена, что все это не просто так... И каждый из вас для меня - открытие этого года.
Я не буду оригинальна, но все же пожелаю вам счастья, здоровья и удачи! Пусть следующий год будет действительно лучше предыдущего. Пусть и мы сами станем немножко лучше с последним ударом курантов!
Пусть мечты сбываются!
Пусть близкие люди всегда будут рядом и дарят вам только тепло!
Пусть в жизни будет побольше ярких и позитивных моментов и как можно меньше плохого!
Ну и традиционное: любите и будьте любимы!
Счастья вам, друзья!

С Новым Годом!



02:47

Я дома!

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Ну вот я и дома. Состояние не самое вменяемое, честно говоря. Оказалось, что нормальный человеческий интернет никто не оплатил, а писать с телефона - небольшое удовольствие. Но если не запишу свои мысли и чувства сейчас - к утру рискую все забыть.
В голове сумбур. Утром мне позвонили все, кто только мог позвонить. Рассказали про еще один взрыв в Волгограде, на этот раз в троллейбусе. Черт возьми, нелюди, что же вы делаете?! Ну нельзя так! Нельзя! Что бы там вами ни руководило, это переходит все границы! И никакие мотивы, идеи, религии не способны вас оправдать!
На меня снова накатывает страх. Тот самый липкий, мерзкий страх, что преследовал меня после взрывов в метро. Он парализует, не дает дышать. Хочется бежать без оглядки, схватившись за голову. Сегодня это повторяется дважды. Несмотря на тяжелый чемодан и не менее тяжелый пакет, я выскакиваю из вагона, чтобы успокоиться и пересесть на следующий поезд. Кажется, это называется панической атакой.
Знаете, о чем еще я думала по дороге на вокзал? Ведь мы чуть ли не каждый день слышим о взрывах где-нибудь в Махачкале. О заминированных машинах и смертниках. Но разве мы реагируем на это? Практически нет. Мы стали настолько невосприимчивы к злу, что замечаем его только тогда, когда оно начинает твориться под самым нашим носом, когда беда стучится в нашу дверь. Воистину, человечество реагирует только на катастрофы. Не хочу никому портить предпраздничное настроение, но как-то это слишком уж страшно...
На вокзале царит суета. Пока я добредаю до своего вагона, руки у меня просто отрываются под тяжестью вещей. Похоже, пора все-таки осваивать автомобиль - ведь я уже большая девочка. Я люблю поезда. Мне нравится запах перрона, хотя я никак не могу его идентифицировать. Казалось бы, за четыре с половиной года скитаний туда-сюда поезда должны были бы мне осточертеть, но нет - есть в них все же какая-то романтика. Стук колес меня успокаивает и убаюкивает, а неизменные подстаканники стали почти родными.
Обычно в поездах я много читаю. Среднего объема книгу успеваю прочитать вполне. Иногда мне достаются занимательные попутчики, и я с удовольствием общаюсь с ними. Но сегодня мне не читалось и не болталось. Так что я была весьма довольна, что мои соседи быстро и молча приняли горизонтальное положение на своих полках. Зато музыка пришлась кстати. Наверное, я очень устала и периодически начинала дремать, просыпаясь,как Штирлиц, через 15 минут. Я люблю проезжать московские окраины. Все эти спальные районы из разряда неблагополучных, одинаковые грязно-серые бетонные цитадели, заводские территории с жуткими корпусами без окон, мосты, магистрали, пригородные станции. Все-таки есть что-то необыкновенное во всех этих урбанистических пейзажах. Парадоксальная красота, созданная уродливостью форм.
Сортировочные станции. Товарные вагоны напоминают больших, покорных, отдыхающих животных. Крутобокие цистерны похожи на изнуренных тяжким трудом волов. Закрываю глаза и снова открываю их уже за чертой города. С двух сторон нас обступают леса. Высоченные почти черные ели, стройные ряды берез и гладкие, точеные стволы сосен. Линии электропередач. По небу вдаль убегают провода - то пересекаясь, то вновь стремясь разделиться.
Лес сменяется просеками и полями. В отличие от города, здесь лежит снег. Только вид у него совершенно не зимний, а скорее весенний, мартовский. Тут и там сквозь него торчат клочья сухой желтой травы и розовато-коричневые ветки какого-то кустарника. На одной из таких полян стоит самый настоящий лось. От удивления я прилипаю к окну. По всем вагонам сейчас прокатывается приглушенное "Смотри! Это же лось!" Несколько секунд лось и люди удивленно смотрят друг на друга, и мы уносимся прочь.
Почти к самым железнодорожным путям лепятся какие-то ветхие избушки. Иногда по одиночке, иногда группками по 10 - 15 домов. Картина "Всюду жизнь" в самом красноречивом своем воплощении.
Я все это вижу при каждой поездке и каждый раз переживаю заново. Мне, наверно, никогда не надоест. Иногда мне кажется, что вот так я могу ехать вечно, слушая, как музыка в плеере вплетается в стук колес.
Но вот и мой Смоленск. Светло-зеленое здание вокзала. Мама и папа уже ждут меня. Родные мои! Только теперь понимаю, как же сильно я на самом деле скучала. Отец подхватывает меня со ступенек прямо вместе с пакетами и чемоданом. Мой большой и сильный папка! Моя вечно встревоженная мама. Осматривает меня с ног до головы и, конечно же, приходит к выводу, что я жутко исхудала. Старый дребезжащий трамвай везет нас домой.. В Москве такого динозавра уже не встретишь, и по ним я тоже скучаю. После столицы город кажется таким маленьким, дома ужасно низкими, а люди медлительными. Мне становится так легко и спокойно. Все страхи остаются позади.
Дома уже ждет ненаряженная елка. Почти весь оставшийся вечер мы с мамой тратим, украшая ее. Папа возится на кухне. Днем я буду полноправной хозяйкой! Оторвусь на славу!
Только сначала, пожалуй, высплюсь.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
И все-таки не получается у меня не любить людей.
Люди - удивительные создания. Они не перестают меня удивлять. И если кто-то все же наблюдает за нами откуда-то сверху, я, кажется, понимаю, почему у него все никак не поднимается рука нас уничтожить.
Да, мы, люди, - твари и сволочи, каких поискать. Мы врем, ненавидим, завидуем, подставляем, злословим. Мы предаем и бросаем, делаем больно, создаем треугольники, воюем друг с другом. Сжигаем мосты и разрубаем узлы.
Мы вытворяем столько черного и злого, что сами от этого и страдаем. Мы рубим с плеча, не думая о последствиях. Мы часто заботимся лишь о себе.
И все же бывают моменты... Есть что-то такое в нас. Теплое, нежное, трогательное, что необходимо сберечь. Тот самый слабый огонек свечи, который нужно прикрыть ладонью от ветра. Мы бываем такими слабыми и беспомощными, что хочется обнять и защитить.
А иногда - наоборот. Мы совершаем поступки, которых сами от себя не ожидаем. Забываем про собственный эгоизм. Мы сильнее всего, когда мы живем для другого существа. Сильнее, но и уязвимей.
Бывают моменты, когда мы вылезаем из своего панциря. Из скорлупы, из брони. Из того самого чеховского футляра. Ради таких моментов стоит любить людей.
Я говорю "мы", потому что я совершенно такая же. Человек обыкновенный. Пол женский. У меня две руки, две ноги, одна голова, одно туловище. И сердце тоже одно. Я по той же земле хожу. Я тоже совершаю подлости и глупости.
Но мне хочется верить, что и я способна на вещи, благодаря которым у кого-то тоже не получается не любить людей. Не получается не любить нас.

Я человек со снятой кожей, каждый поцелуй - как шрамы, каждая слеза - игла...
Да, я люблю тактильные ощущения. Я люблю все трогать, осязать, ощупывать. Люблю прикасаться ко всему и ко всем.
Мне кажется, кончиками пальцев я запоминаю и понимаю гораздо больше, чем глазами. Поэтому иногда я играю с собой. Я пытаюсь представить, как чувствуют этот мир слепые. Я закрываю или завязываю себе глаза. Лучше завязать - так не будет соблазна подглядывать.
Какое-то время я просто стою или сижу. Я привыкаю к темноте, к невозможности видеть. Я вслушиваюсь и внюхиваюсь в пространство вокруг себя. Затем начинаю двигаться. Медленно, ощупью. Касаясь всего, что встречаю на своем пути.
Сначала обвожу по контуру пальцами, потом - всей плоскостью ладоней. Ощущаю форму предмета, его размер. Вещи без углов мне нравятся больше, хотя предметы с углами понятнее. Мне нравится чувствовать фактуру: гладкое и шершавое, твердое и мягкое, пушистое и колючее. Замечать разницу температур: одни предметы теплее, другие холоднее. Некоторые нагреваются быстро, другие медленно.
Я пытаюсь угадать, что это такое. Между прочим, получается далеко не всегда, даже если помещение и все, что в нем находится, мне хорошо знакомы. Касаться - вовсе не то же самое, что видеть. Прикосновения - это намного труднее и глубже. Они дарят столько новых, непередаваемых эмоций, что я буквально захлебываюсь в них.
Если предмет мне нравится, но я не понимаю, что это, то прижимаюсь щекой и ухом. Я начинаю слушать. У всего есть душа, все имеет свой особый язык. Без зрения слух становится острее, я становлюсь внимательнее и восприимчивее. Я начинаю слышать. Души предметов шепчут, трещат и поскрипывают, гудят, подвывают и стонут, звенят и шелестят. Иногда я касаюсь вещи языком. Пластмасса почти безвкусная. Зеркала холодные и скользкие. Металлы обычно тоже, но в отличие от стекол, которые ничем не пахнут, у металлов бывают запахи. Больше всего мне нравятся бумага и дерево - они самые теплые, самые ароматные. У лакированного дерева солоновато-кислый привкус. Головокружительно пахнет кожа.
С размерами комнаты все тоже не так просто. От стены до стены - кажется, целая вечность. Для остроты ощущений я путешествую босиком. Сначала на цыпочках, затем - всей стопой.
Я делала это с собой. Изучала себя на ощупь. Свои тело, лицо и руки. Все родинки и малейшие шрам. Все неровности и торчащие косточки. Я знаю себя "от ступней до лица". Без зрения я другая.
Но я никогда... еще никогда не поступала так с другими.
Это так странно и страшно.